/ / Общественно-политические
08.12.2017

Вердикт не терпит спешки: Откровенный разговор с заместителем Председателя Верховного Суда Русланом Анискевичем

Почему судьи практически не дают интервью? Заместитель Председателя Верховного Суда Руслан Анискевич, с которым мы встретились накануне Дня юриста, объяснил это спецификой работы: «Говорить на абстрактные темы не будешь – люди хотят знать детали рассматриваемого дела, которое судья комментировать не вправе, поскольку этого требует закон. Решение по делу принимается в совещательной комнате, разглашение тайны влечет за собой отмену приговора».

Руслан Анискевич

– Говорят, исход дела в немалой степени зависит от красноречия адвоката. Может ли он или слезы близких увести судью с верного пути?

– Само по себе красноречие адвоката больше востребовано в западной модели правосудия, где есть жюри присяжных. У нас роль защитника – в объективном состязании со второй стороной и отстаивании интересов обвиняемого через предоставление доказательств и аргументов, опровергающих доводы обвинения. От активности адвоката многое зависит.

Несмотря на то что выносится относительно немного оправдательных приговоров, по огромному количеству дел обвинение корректируется в пользу обвиняемых. Что касается слез матерей. Когда речь, к примеру, об убийстве, плачут и мать погибшего, и мать обвиняемого – каждая о своем. Судья обязан абстрагироваться от эмоций, занять нейтральную позицию и принять решение, основываясь на установленных фактах. Обвиняемые, кстати, тоже прощупывают судью, народных заседателей. Но это их право. Хуже, когда предпринимаются попытки воздействия на суд со стороны, например, родственников обвиняемых, распространяющих недостоверную информацию по делу в СМИ.

– Имеет ли судья право на эмоции?

– После процесса, дома – да. Как и любой человек. Однако, надев мантию (в этом есть некий символический смысл), он должен быть беспристрастен, отстранен от эмоций. Руководствуясь эмоциями при рассмотрении дела, всегда рискуешь что-то существенное упустить и принять несправедливое решение.

– С какими сложными, возможно, беспрецедентными для белорусской судебной системы делами сталкиваетесь? Меняют ли они судебную практику?

– Всегда самым сложным является первое дело, когда ты впервые выходишь в зал и должен управлять процессом, людьми, себя вести корректно, правильно, не показывать волнения – его могут расценить как неуверенность судьи в том, что он делает. А на практику влияет любое дело. Взять криминальную историю так называемой «банды Молнара»: 30 обвиняемых, огромное количество свидетелей и эпизодов, судебное разбирательство шло почти полтора года, в могилевской тюрьме (для безопасности участников процесса). Родственники обвиняемых активно пытались воздействовать на суд, интернет пестрил информационными вбросами якобы о недоказанности вины. Некоторые действия близких и сочувствующих балансировали на грани закона. Предпринимались попытки не пустить судью на заседание. Во время следствия было предотвращено нападение на журналиста.

Не отнесешь к эмоционально простым и уголовное дело Казакевича. Как правило, убийства совершаются на бытовой почве и под воздействием алкоголя. А здесь подросток заранее готовится, нападает на случайных людей, затем в суде заявляя, что продолжит убивать. Вскрылись также проблемы безопасности: как человек с бензопилой смог спокойно пройти в вуз, через пост охраны? Потом в торговый центр? И никто на его манипуляции с бензопилой не реагировал, пока парень не начал калечить людей.

Сейчас стали появляться дела о договорных матчах, домашних родах, коммерческом шпионаже, которых до недавнего времени не знала судебная система. Показательна и история француза, который обвинялся в пересечении госграницы с патроном: суд изучил материалы и, не усмотрев состава преступления, постановил оправдательный приговор.

– Каковы особенности судебного следствия по разным категориям дел?

– Многое зависит от категории дел. По уголовным делам о дорожно-транспортных происшествиях важное значение имеет техническая сторона. Расследование по экономическим преступлениям, коррупции требует специальных познаний в области экономики, налогового права и т.д. В очевидной ситуации, когда человек взял 10 долларов за выписанный больничный, все просто. Теперь же все чаще встречаются сложные схемы, требующие тщательного анализа всех нюансов. Ведь каждый, кому предъявлено обвинение, старается доказать, что нарушения закона не было. При необходимости по любому делу, требующему специальных познаний, назначается экспертиза, и узкие специалисты дают свое заключение.

Если говорить о делах несовершеннолетних, то во всех судах их рассматривают наиболее опытные судьи, прошедшие дополнительную подготовку. Ведь нужно понимать детскую психологию, суметь заглянуть в душу подростка, спокойнее реагировать на его резкие заявления и действия в суде. Часто это просто бравада. В моей практике было, что парень настойчиво отказывался давать показания: «Не буду никого сдавать, пацаны не поймут, пусть меня осудят». Однако ребенку нужно дать шанс. Рассматривая наркопреступления, в которых все чаще фигурирует молодежь, судье тоже надо найти баланс между опасностью деяния, молодостью обвиняемого, понять, что его привело к преступлению, за которое предусмотрено очень суровое наказание, и тем, что впереди у него незавидная судьба, этой суровостью обусловленная.

– Являясь председателем коллегии по уголовным делам, вы распределяете дела судьям. Как решаете, кому какое?

– Знакомлюсь с поступающими делами, изучаю жалобы, протесты. С учетом специализации, текущей нагрузки на судей, сложности, категории дел и других факторов поручаю материалы тому или иному судье. Сложные правовые вопросы при рассмотрении дела обсуждаются в том числе с моим участием и с участием других судей коллегии.

– Вы ведь и сами ведете судебное следствие?

– Да, с учетом характера работы, в исключительных случаях. Могу возглавить апелляционную коллегию при рассмотрении наиболее сложных дел.

– Наверное, самый большой страх судей – вероятность допустить судебную ошибку? Как вы его преодолеваете?

– Я бы не называл это страхом. Есть осознание того, что если ты допустишь ошибку, то покажешь непрофессионализм и пострадают люди, чью судьбу ты разрешаешь. Судья должен стремиться к тому, чтобы не допускать ошибок. Это обеспечивается глубоким изучением материалов, знанием закона и исключением факта поспешности. Ни одно решение не должно приниматься на эмоциях и по первому впечатлению. Если же, к сожалению, ошибка допущена, для ее исправления существует апелляционная, а в исключительных случаях – надзорная инстанции.

– А бывают сомнения в правильности принимаемого решения?

– Для разрешения и устранения всех сомнений и существует судебное разбирательство, в котором судья должен проанализировать доказательную базу, каждое услышанное в зале суда слово, каждое действие. Сомневаться он может лишь до того момента, пока не выйдет из совещательной комнаты. Подписывать приговор обязан, только убедившись в доказанности либо недоказанности обвинения, когда сомнений в решении уже не осталось.

– Вступил в силу новый кодекс о судоустройстве и статусе судей, обновились правила назначения народных заседателей. Как отбирают помощников Фемиды?

– Сейчас кандидатов (с их согласия) предлагают трудовые коллективы, общественные объединения, также их отбирают путем случайной выборки (из граждан, имеющих право участвовать в выборах). Затем предварительные списки прокуратура и адвокатура имеют право сократить на 25%. Среди критериев отбора – возраст, состояние здоровья, отсутствие судимости и в целом проблем с законом.

Не могут быть заседателями судьи, священнослужители. По-прежнему это представители народа в самом широком смысле. Они имеют возможность непосредственно участвовать в судебных разбирательствах по самым сложным категориям уголовных дел и коллегиально принимать по ним решение.

– Не так давно состоялась первая в истории белорусского правосудия Республиканская конференция судей. Каковы ее наиболее значимые моменты?

– Конференция поставила перед судебной системой ряд задач, направленных на то, чтобы сделать наше правосудие более эффективным, доступным и понятным людям. Среди приоритетов и дальнейшее упрощение судебных процедур, расширение гласности и возможности внесудебного разрешения конфликтов, в том числе в уголовном правосудии. Также речь шла о дальнейшей разумной гуманизации уголовной и административной ответственности. Например, уже сейчас на законодательном уровне обсуждаются вопросы исключения применения по уголовным делам конфискации как вида дополнительного наказания. Предлагается конфисковывать имущество, нажитое преступным путем, а не все имущество преступника. Обсуждается также возможность расширения диапазона наказаний, не связанных с лишением свободы. Все эти меры в целом направлены на дальнейшее совершенствование судебной системы и повышение коэффициента доверия к суду.

– Вы говорите о расширении гласности судебных разбирательств. Однако открытость судебных заседаний, как и их онлайн-трансляции, не всегда благо.

– К сожалению. Мы выступаем за то, чтобы информация распространялась корректно. И тут вопрос к СМИ: надо ли подогревать интерес читателя, зрителя не всегда объективными заявлениями? Спокойное, взвешенное освещение процесса более полезно для общества. Что касается онлайн–трансляции, то у нас она не предусмотрена законом. Это связано, в частности, с процессуальными особенностями. Например, мы должны разделять допрошенных и недопрошенных в суде свидетелей, а если будут транслироваться все заседания, то этот запрет нивелируется, свидетели смогут корректировать свои показания. Если говорить о видеофиксации процесса, то она в судебном разбирательстве возможна с разрешения председательствующего по делу с учетом мнения сторон.

– Что вы думаете о безопасности судей, достаточна ли она?

– Актуальны вопросы информационной безопасности. Судьи действительно зачастую подвергаются персональному информационному давлению. Это и распространение недостоверных сведений в интернете, и попытки воздействовать на близких. В этом направлении работа ведется. Недавно в Витебской области за оскорбление судьи в соцсети человек был привлечен к уголовной ответственности. Что, кстати, одобрительно встречено в обществе.

Людмила Гладкая, «Советская Белоруссия», 8 декабря 2017 г.
(фото – Юрий Мозолевский)